Российский терроризм в начале XX векаСтраница 11
Понятное дело, что террористические аспекты деятельности большевистской партии были нежелательны в свете выработки идеологического канона. О большинстве публикаций 1920 - начала 1930-х годов попросту забыли.
Характерно, что о террористическом прошлом И.В. Сталина даже в 1920-е годы авторы воспоминаний о революционных событиях на Кавказе предпочитали не распространяться. Магазины цветов в гулькевичах доставка-букетов.ру.
Фактически забытыми впоследствии оказались исследования и мемуары 1920 - начала 1930-х годов, реконструирующие региональный аспект истории терроризма. Между тем, по сути, все горячие точки на карте российского терроризма были в этот период достаточно точно сфокусированы. В последующие десятилетия революционная историческая регионалистика развивалась преимущественно в фарватере изучения массовых форм общественной борьбы.
В отличие от работ последующего историографического периода, в исторической литературе 1920-х годов, посвященной эсеровскому терроризму, центральная Боевая организация эсеров не заслоняла собой региональные террористические группы - летучие отряды и боевые дружины.
Более упрощенно трактовался вопрос об идеологии революционного терроризма. Было высказано мнение, что вообще о какой бы то ни было идеологической платформе революционного терроризма говорить не приходится. По ироничному свидетельству А. Биценко, "что ни с. - р., то или особый оттенок в теоретическом обосновании программы и тактики и, в частности, террора, или же вовсе совсем особое, такое своеобразное миросозерцание с вытекающим из него своим обоснованием деятельности".
Мировоззренческой основой терроризма советские историки определяли свойственный для интеллигенции буржуазный индивидуализм. Широкие возможности для изобличения индивидуалистической морали террористов предоставляли им художественные произведения Б.В. Савинкова. Характерно, что они однозначно оценивались как автобиографическая реминисценция. Так, М. Горбунов опубликовал на страницах "Каторги и ссылки" статью "Савинков как мемуарист", где в качестве мемуаров рассматривал главным образом его романы "Конь бледный" и "То, чего не было". Сам же Б.В. Савинков, как известно, долгое время отрицал автобиографичность своих литературных произведений.
"Конь Бледный" создал Б.В. Савинкову репутацию оплевывателя революции, претендующего на роль сверхчеловека. Раздавались голоса, требующие исключения его из партии. Но следует учитывать, что художественные произведения не есть документальный источник. Ряд литературоведов указывали на влияние на творчество В. Ропшина полифонического стиля Ф.М. Достоевского с его раздвоенными личностями и Д.С. Мережковского с заимствованием библейской, эсхатологической символики. Кроме того, Б.В. Савинков писал свои произведения после отступления революции и разоблачения Е.Ф. Азефа. Послереволюционная меланхолия Б.В. Савинкова была ретроспективно перенесена в прошлое и исказила образ эсера-боевика революционной эпохи. Критика произведений Б.В. Савинкова как исторического источника предпринималась в 1920-е годы Н.С. Тютчевым и Е.С. Колесовым. Вывод Н.С. Тютчева гласил: "Воспоминания Савинкова "менее всего могут претендовать на значение как история партии". Но данная критическая интерпретация не учитывалась в последующей отечественной историографии.
Как правило, исследователи обращали внимание на кавалергардские, бретерские замашки Б.В. Савинкова, распутный и мотовской образ жизни, дискредитировавший революционное подполье. Об этом свидетельствовали его партийные соратники. По словам М. Горбунова, "глубокая социальная индифферентность и растущий эгоцентризм постепенно стали его отличительными чертами В противоречии с тем, что ожидалось от революционера, вовсе не народ или массы, а раздутое или требующее самовыражения "я" этого "искателя приключений" диктовало его действия".
В различных исторических культурах террористы-смертники идут на самопожертвование, будучи уверенными в существовании потустороннего бытия. Совершение террористического акта предполагает соответствующее загробное воздание. Судя по всему, глубоко верующими, при разном понимании смысла религиозного учения, являлись и многие представители революционного террора в России. Без учета религиозного фактора невозможно понять генезис русского террора. Между тем в советской историографии он, вопреки всем имеющимся свидетельствам, старательно ретушировался. Герои революционного подполья преподносились советскими историками в качестве атеистов. М.И. Гернет, в частности, сообщал об отказе многих из осужденных на казнь террористов принимать священника.
Исторические предпосылки развития КПД в России XVIII века
В данном параграфе более подробно рассмотрим исторические предпосылки проводимых преобразований, обращаясь к работам, XVIII век был временем широкого и всестороннего расцвета русской художественной культуры и общественной мысли. Реформы Петра Великого – одно из сложнейших явлений новой истории России. Следует исследовать те явлениях и с ...
Положение крестьянства. Городские и крестьянские движения в XIV—XV вв.
На фоне значительного подъема ремесла и торговли в сельском хозяйстве наблюдалась тенденция к усилению крепостничества и увеличению феодальных повинностей крестьян, которая проявлялась по-разному в отдельных областях страны. В Северо-Западной Германии возросший спрос на сельскохозяйственные продукты и шерсть стимулировал развитие крупно ...
Церковь
В данном пункте автор раскрывает процесс обмирщения общества петровского и послепетровского периода, опираясь на литературу Е. Анисимова, А. С. Орлова, Х. Баггера.
Времена Петра I стали переломными и для русской церкви, она стала терять свое привилегированное положение, происходит секуляризация церковной собственности (в первую очередь ...
